Когда стало ясно, что кризисная ситуация стабилизировалась, все понемногу начали расходиться. Совершенно бодрая и наполненная кофеином, Зоя сидела за столом для совещаний, купавшемся в мягком свете мониторов.
Она оставалась до тех пор, пока Джон Янг, инженер ночной смены, не покинул зал, мрачно кивнув ей на прощание. Теперь, будучи совершенно одна — и чувствуя себя чуть ли не виноватой, она вывела дисплей западной стены из спящего режима, переключив его на вид с внешней камеры.
Снаружи было довольно свежо, судя по статусной информации в верхней части экрана. Двадцать один по Цельсию, ветер северо-западный, в среднем 5 км/час. Звёзды поблёскивали на мрачном небе, затуманенные перистыми облаками.
Зоя чувствовала себя странно. Она даже не могла передать свои ощущения словами.
Они отчасти напомнили ей, что она переживала годы назад, когда Тео пришёл, чтобы спасти её из гнетущих коридоров и омерзительных каменных комнат сиротского приюта в Тегеране. Настолько противоречивая смесь переживаний: страх неизвестности, испуг перед этим высоким незнакомцем в свежей чёрной униформе, и в то же время — нервная эйфория, сладкое предчувствие освобождения.
Её воспоминания о Тегеране были «сглажены» — выражаясь языком медиков — настолько, что стали искажёнными и отвлечёнными. Зоя знала только, что тюремщики насиловали и морили голодом её сестёр, а тело самой Зои использовали как им заблагорассудится. Она их не простила, но ярость утихла; в конце концов, большинство мучителей, должно быть, погибли в дни восстания 40-го года от пожара, который стёр с лица земли промышленные трущобы и поглотил комплекс детдома. Они мертвы, а она жива; что ещё лучше, ей вернули предназначение, с которым она появилась на свет: звёзды.
Так почему же она вздрагивает от каждого прикосновения материального мира? Она вздрогнула, когда вышла в костюме за пределы станции, и первая прохладная капля дождя Исис упала на её плечо. И она вздрогнула от прикосновения широкой, шершавой ладони Тэма Хайса.
Не люблю, когда ко мне прикасаются. Как часто она повторяла это, как мантру? Онтогенетики говорили, что это последствия тех лет, что она провела в Тегеране. Антипатия, слишком глубокая, чтобы от неё избавиться. И потом, предполагалось, что Зоя летит туда, где никто не будет к ней прикасаться; ни один человек — по крайней мере, во время её одинокого выхода в дикую природу Исис.
Но почему же тогда она смотрит в ночное небо глазами, полными слёз? И почему то и дело касается плеча, где лежала рука Тэма Хайса, словно пытаясь удержать призрачное тепло его прикосновения?
И почему вдруг стали просыпаться воспоминания, словно пробивающийся из-под земли родник?
Зоя понимала, что с нею что-то не в порядке. И что она не должна никому об этом говорить. Если заподозрят, что она заболела, её отправят обратно на орбитальную станцию, а может, и на Землю.
Заберут от её работы.
От Тэма Хайса.
От её настоящей жизни.
Прошло два дня. Кризис на Океанической развития не получил; настроение на Ямбуку слегка выправилось, хотя Зоя не могла не отметить, что сотрудники из группы биозащиты остаются начеку в ожидании новостей и постоянно держат планшеты включёнными. Сегодняшнее утро Зоя целиком посвятила пешему маршруту через покрытую буйной растительностью местность к западу от реки Коппер — на симуляторе. Обед она захватила в подготовительное помещение посадочного ангара, чтобы посмотреть на то, как команда техников готовит шаттл для суборбитального перелёта Элам через океан.
Техническая поддержка входила в компетенцию Инженерного подразделения. Ли Райзман, Шэрон Карпентер и Кваме Сен помахали Зое из ангара, причём Кваме поглядывал на неё заметно чаще. Она его привлекает — в сексуальном плане? От этой мысли стало неуютно. Дома Зоя проходила обучение с группой сверстников на объектах УиП, но они по большей части либо были гетеросексуальными женщинами, либо младшими аристократами, щеголявшими эмблемой орхиэктомии. Кроме того, Зое было всё равно. Медики обучили её разнообразным видам мастурбации: предполагалось, что именно это будет её основной сексуальной модальностью. Этого должно было хватать.
Но в последние дни она мастурбировала чуть ли не каждую ночь. И, занимаясь этим… в общем, почти каждый раз она грезила о Тэме Хайсе.
В подготовительное помещение вошла Элам Мейзер и присоединилась к Зое. Она отодвинула в сторону стопку контрольных перечней, чтобы поставить чашку кофе. Пожилая женщина с отсутствующим видом кивнула Зое, но ничего не сказала, лишь уставилась на инженеров, занимающихся шаттлом.
— Надеюсь, ваша поездка пройдёт как надо, — сказала Зоя.
— А? О. Знаешь, не стоит. Желать удачи — это к неудаче.
То была одна из тех сбивающих с толку фразочек, которые люди с пояса Койпера так легко произносят. Разумеется, Зоя читала все эти истории; она могла рассказать об основании Республики столь же подробно, как и любой школьник в Солнечной системе. Но ничто из этого сухого набора сведений не подготовило её к реальности такого сообщества, как Ямбуку, с доминированием представителей пояса Койпера — пугающе изменчивого ранга, сексуально раскрепощённых. Вне зависимости от своего положения в жизни, койперовские мужчины никогда не шли на кастрацию; из-за этого у Зои возникало такое чувство, словно её заперли в клетке с дикими животными: эти люди не делали тайны из своих порывов, любовных связей, половых сношений…
— Мы не настолько страшные, — сказала Элам.