Невозможно быстро!
Фриман сорвал с себя очки. Лицо превратилось в кровавую маску, из ноздрей хлынула кровь, глаза стали алыми от лопнувших капилляров.
Он сказал что-то неразборчивое — может быть, назвал её по имени — и рухнул на пол.
Сердце Элам бешено забилось. Она не кричала: ей казалось, что сирена уже вопит за неё, что все ужасы мира слились воедино в этом жутком вое. Пол под её ногами, казалось, повело; она жёстко уселась на копчик в каком-то метре от подёргивающегося тела Фримана Ли.
Элам поднесла пальцы к собственному носу, отвела руку и тупо уставилась на яркие пятна крови.
Значит, смерть, подумала она. Всё это красное месиво. Так неопрятно!
Элам закрыла глаза.
Когда прибыла последняя сфера Хиггса, Кеньон Дегранпре находился у маленького иллюминатора в своём кабинете и смотрел в нужном направлении; так уж совпало, что вращение ОСИ дало нужную ориентацию.
Событие было не слишком зрелищным. Дегранпре видел такое и раньше; просто вспышка в усыпанном звёздами небе, и всё — скоротечная, как молния: разлетающиеся во все стороны фотоны и высокоэнергетические частицы, после которых остаётся лишь послесвечение, синее гало Черенкова. Каждый запуск корабля Хиггса истязал окружающий вакуум, принуждая виртуальные частицы становиться что ни на есть реальными. Это было не просто путешествие, но и своего рода акт сотворения.
На расстоянии в полмиллиона миль сфера Хиггса с тщательно укрытым грузом, разумеется, была не видна — крохотное пятнышко на фоне тьмы. Буксир уже вылетел с ОСИ, чтобы доставить сферу к станции; транспондер сферы транслировал её местонахождение и состояние. Но, разумеется, она появилась именно там, где её ожидали. Запуски Хиггса всегда выверены до долей километра.
Рабочий Трест направил Дегранпре грузовую декларацию; сейчас тот держал её в руке. На борту этого невидимого корабля — целый ряд незнакомых и зловещих грузов. Радикально новые сборки для тьюринговских фабрик Исис. Малые роботизированные зонды, которые нужно будет запустить во внешнюю систему. И, далеко не самое малозначимое, — новый человек, «наблюдатель». Аврион Теофилус: сам по себе тайна и угроза. В довольно старом издании «Книги Семьи», которое было у Дегранпре, о Теофилусе было сказано, что это высокопоставленный сотрудник «Устройств и Персонала», имеющий некоторые связи в подразделении Психологии. Кроме того, он дальний родственник Куонтриллов и Сомерсетов из Атланты. И это могло означать… впрочем, могло означать что угодно.
Дегранпре обратился к планшету и вызвал дело Зои Фишер, в который раз пытаясь найти в нём подсказки. Помимо очевидной связи с Теофилусом (он был её куратором), в деле не было никаких намёков на его тайные планы. Или на её… если принять версию, что Зоя Фишер — своего рода «собака УиП на сене». Дегранпре не представлял, какие земные конфликты может запустить судьба одной девочки из пробирки, при всех её новых технологиях и лингвистических способностях. Но ход истории часто поворачивали и более мелкие детали: пуля, микроб, не вовремя сказанное слово.
Не находя себе места, Дегранпре связался с диспетчерской, чтобы получить подробности о тьюринговских сборках. Из планшета донеслись звуки какой-то неразберихи, после чего на голосовой канал связи вышла Роза Бекер, начальник второй смены.
— Сэр, у нас проблемы с телеметрией.
Дегранпре закрыл глаза. Господи, нет! Пожалуйста, не сейчас.
— Какой телеметрией?
— Океаническая станция. Её телеметрия пропала. У нас пусто — станция просто исчезла с карты.
— Скажи мне, что это проблема со спутником.
— Только если мы разом потеряли все резервные каналы… — ответила Бекер. Молчание, новая порция торопливых переговоров на заднем плане. — Поправка. С цепочки гондол вылетел один шаттл. Есть сведения о выживших на борту. И всё.
— Что значит «и всё»?
— По словам пилота… — сказала Бекер и немного помолчала. — Больше выживших нет. Только обломки.
Только обломки.
Кошмар Ли, воплотившийся наяву.
— Сэр?
И мой тоже, подумал Дегранпре.
— Поместите шаттл на бессрочный карантин, — сказал он, обращаясь к непосредственной опасности, усилием воли отодвигая собственный страх. — И оповестите все наземные станции. У нас полная готовность к биологической угрозе.
Но внутри засело чувство обречённости.
На сегодня у Зои была запланирована первая одиночная экскурсия — последняя проверка систем до того, как она выйдет в более продолжительный поход к реке Коппер. Тэм Хайс прервал свою работу — генное картирование культур одноклеточных — и проследовал через центр станции в северное крыло, где Зоя в данный момент облачалась в свой костюм.
Мысли Хайса метались между выходом Зои и своей работой. В обоих случаях загадок было куда больше, чем твёрдо установленных фактов. Хайс был убеждён: клеточной генетике на Исис годами предстоит оставаться той ещё головоломкой. Работа биохимических машин до невозможности сложна. Что можно сказать об органеллах, которые ведут независимое существование за пределами родительских клеток и размножаются как ретровирусы? А как насчёт сложных плиток микрокапилляров, окантовывающих клеточные оболочки? Каждый вопрос порождал тысячу новых, большинство из которых затрагивали палеобиологию Исис — практически несуществующую область знания: пара образцов из ледяных кернов да работы Фримана Ли о батериях-термофилах — вот и все их фактические данные; остальное — только догадки. Все эти годы эволюционного усложнения, без какой-либо передышки — очевидно, они встроили древний паразитизм в самую ткань жизни; каждый энергетический обмен, каждая селективная ионизация, каждый акт высвобождения АТФ — всё это были окаменелые акты борьбы за существование. Словно горные массивы, возникающие из столкновений тектонических плит, появились сложные симбиотические союзы. Из конфликта выросло сотрудничество, из хаоса — порядок. Сплошные таинства.